06.06.2011 в 22:19
34. Джек, Есенин. "Ну чтож, теперь тебя можно развязать..."
2652 слова
читать дальшеБлагими намерениями вымощена дорога в Ад. И сейчас, прижатый к холодной стене, чувствуя, как железная хватка сдавливает горло, Джек клялся себе, что никогда, НИКОГДА больше он не будет заниматься благотворительностью. Ну, если выживет. А ведь как все мило начиналось…
***
Есенин бегом спустился по лестнице, распахнул двери и шагнул из подъезда прямо в свежее майское утро.
Спускаясь по улице вниз, Еська, запрокинув голову, любовался цветущей сиренью, предусмотрительно огороженной забором из железной сетки.
Время от времени он запускал руку в ячейки забора, ласково касаясь темно-зеленых, даже на вид прохладных листьев, каждый из которых по форме напоминал маленькое сердечко. Нежно любимые Есениным белые, розовые, лиловые соцветия своим ароматом всегда заставляли Лирика бездумно и мечтательно улыбаться. (Поспорить в этом деле с сиренью мог бы только Георгий Жуков, к которому Есь, собственно, и направлялся в этот ранний час.)
Раскинув руки, Еська даже крутанулся от избытка чувств на одной ножке, благо улица еще была пуста. Новые босоножки, такие красивые и совершенно невесомые, создавали восхитительную иллюзию собственной легкости. Казалось, что ноги вот-вот оторвутся от земли и можно будет подняться туда, к соблазнительно покачивающимся цветущим веткам.
Еське немедленно захотелось букет, но все кусты, как назло, были высоченные. Увы – летать он все-таки не умел, а до тех веток, до которых он мог бы дотянуться при своем скромном росте, уже кто-то дотянулся. Несколько раз подпрыгнув, Лирик с грустью был вынужден признать, что попытки его тщетны, и не видать ему букета как своих ушей. Если только Жуков, чей рост позволял снисходительно похлопать по плечу любого баскетболиста, не решит каким-то чудом ему этот самый букет подарить.
Образ сурового Маршала, держащего в руках огромный букет сирени, немедленно предстал перед мысленным взором Еськи во всем своем сокрушительном великолепии. Лирик даже зажмурился от восторга, так поразил его контраст исходящей от Маршала силы и нежной, хрупкой красоты цветов.
Не то чтобы дуал не дарил ему цветов. Дарил. Розы. Всегда гордые алые розы с острыми шипами, безумно красивые и безумно дорогие, словно не признавая существования других цветов.
Не то чтобы Есенин не любил розы. Он любил все цветы. А от Жукова в подарок он был бы счастлив получить даже кактус. Просто… ну, странно дарить розы, когда вокруг такая красота, и до безумия хочется поделиться ей с любимым человеком.
Есенин как-то попробовал завести разговор на тему многообразия мировой флоры. На что Жуков, старательно скрывая за суровостью тона недовольство собой (но попробуйте скрыть подобное от Есенина) и, представляя, что он сделает с флористом, уверявшим, что розы обожают все без исключения, мрачно выдал: «Тебе что, розы не нравятся?»
«Ахтунг!!!» - подумал Есь, и нежно взяв руку любимого в свои ладони, с восторгом поведал, как ему нравятся алые розы, особенно в сочетании с Маршалом. В голове Лирика очень кстати всплыла информация о том, что «в Древнем Риме роза служила символом храбрости. Римляне верили, что роза вселяет в сердца мужество, и потому вместо шлемов надевали на воинов венки из роз и на щитах выбивали изображение розы.» Все это он немедленно рассказал Жукову, сопроводив свою речь восхищенным взглядом. Завоеватель благосклонно кивал, восторг дуала и сравнение с воителями прошлого, покорившими полмира, явно пришлись ему по душе.
А Есенин, глядя на это, понимал, что с перепугу как обычно перегнул палку, и шанс развести любимого на букетик подснежников стремится к нулю, а перспектива очередной охапки роз – к бесконечности. Поэтому он быстренько прекратил дозволенные речи и прошептал: «Но только это ведь очень дорого, а в мире еще столько прекрасных цветов…», стараясь, чтобы голос звучал как можно более печально, и Маршал понял, как Еське неловко от таких дорогих подарков. Но Маршал, придя в самое хорошее настроение, только отмахнулся, довольно обнял своего Лирика и потребовал, чтобы тот не забивал себе голову всякой ерундой.
Есенин украдкой вздохнул, грустно поглядев в ту сторону, где неопрятного вида мужик торговал букетиками белых и синих первоцветов, а Достоевский со слезами на глазах шепотом объяснял Штирлицу, что купить цветы, занесенные в Красную Книгу - значит навсегда лишить будущие поколения возможности насладиться их красотой. Штирлицу было стыдно. Есю тоже. Потому что ему очень хотелось букетик подснежников, и чтобы он бережно держал его в ладонях, а Маршал уверенной походкой шел рядом, примеряя свой широкий шаг к легкой поступи дуала, и обнимал, насмешливо глядя сверху вниз.
Но хорошее настроение Жукова было дороже.
Есенин потряс головой, выныривая из нахлынувшего воспоминания. Однако укротить собственное буйное воображение было не столь легко. Образ любимого Маршала с букетом любимой сирени обосновался там прочно и позиций сдавать не собирался.
И если мысль о просто букете Есенин еще мог игнорировать, то в сочетании с Жуковым увы, нет.
«А вдруг, если я попрошу его нарвать мне сирени, он опять расстроится?» - размышлял Есенин, присев на лавочку у подъезда. «Конечно, всегда можно сказать, что я просто хочу эту сирень нарисовать, или съесть счастливый цветочек и загадать желание, или еще что-нибудь, но…» Но чего-то в этих идеях недоставало. Конечно, он же теперь хочет не просто сирень, а Жукова с сиренью! Чтобы бережно сжимал сильными, со сбитыми костяшками пальцами, нежные стебли, чтобы вдыхал аромат, чтобы шел по улицам, держа весеннее душистое чудо в руках, а прохожие оборачивались на непривычную картину. Чтобы букет напоминал Жукову о нем, Есенине, как алая роза с острыми, как стальные клинки, шипами, после памятного разговора напоминала Лирику о его Маршале.
Тут Еська хлопнул себя по лбу. Идея, пришедшая в белокурую голову, была проста и гениальна – он не станет ни на что намекать и ничего выдумывать. Он сам подарит Жукову букет! И как только он раньше не додумался?!
То, что о Жукове он вспомнил как раз в связи с невозможностью нарвать букет самостоятельно, его уже не волновало. Когда это Бетанцы пасовали перед трудностями?! Еська стукнул кулачком в раскрытую ладонь, решительно сдул упавшую на нос светлую прядку и преступил к воплощению гениальной идеи.
«Вот интересно, ему кто-нибудь раньше дарил цветы?» - размышлял Есенин, встав на скамейку и пытаясь с нее добраться до цветов, так поразивших его воображение. Как назло, они были расположены чуть ли не на уровне второго этажа, а идиотский забор не позволял пригнуть куст до приемлемой высоты. «Не на 23 февраля, а просто так? Здорово, если нет, я буду первый! То есть не здорово, а ужасно… когда никто не дарит цветов. Но я-то дурак…» - Есенину начало казаться, что сирень над ним издевается, уворачиваясь от загребущих лапок, как заколдованная. «А если кто-то все-таки дарил?!!» - охватившая душу ревность придала сил, Еська подпрыгнул и ловко ухватил особо привлекательную ветку. Вот только приземлиться столь же ловко у Лирика не получилось. К счастью, рухнул он не спиной на жесткий асфальт, а боком на небольшой участок, в который была вкопана лавочка. Встав и отряхнувшись, Еська поздравил себя с первой победой, приняв синяки как неизбежную плату за нее.
Однако выиграть битву – еще не значит выиграть войну, в смысле одна ветка – еще не букет.
Есенин бережно уложил добытое сокровище на край лавочки и только тут заметил, что в битве за букет умудрился получить, помимо пары синяков, еще и кровавую рану – локоть был содран.
Достав из кармана чистый платочек, Есенин приложил его к пострадавшему локтю и с укором посмотрел на сирень. Сирень в ответ на немой укор радостно заметила:
- Это тебе еще повезло, что Драйзер тебя не видел.
Есенин лихорадочно ощупал голову на предмет возможных повреждений. Кто бы что о нем не думал, но с кустами Лирик все же обычно не разговаривал.
- Он столько времени строил всех в ЖЭКе, чтобы они палисадники огородили, - продолжала меж тем сирень подозрительно знакомым голосом. Есенин присмотрелся и с облегчением разглядел в окне второго этажа Джека, с чашкой кофе в руке и обаятельной ухмылкой на физиономии. - И тебе, поверь, лучше не знать, что он делает со злостными нарушителями 13-го пункта «Правил благоустройства территории микрорайона».
-Джек! – обрадованно воскликнул Есенин. - Ты что тут делаешь?
- Живу я тут, - довольно сообщил Лондон. - Недавно вот переехал, и такое соседство... – Джек мечтательно улыбнулся. - Кофе хочешь?
- Хочу. Но пластырь хочу больше. – Есенин продемонстрировал собеседнику содранный локоть.
- Вползай, страдалец.
дальше***
Через некоторое время, смыв грязь и залепив ссадину пластырем, Еська угнездился на подоконнике с кружкой ароматного кофе. Ветка сирени была заботливо поставлена в бутылку из-под молока, которое Джек потреблял в немереных количествах. Сам Предприниматель с интересом поглядывал то на гостя, то на его трофей.
- Так значит, это благодаря Драйзеру теперь везде понатыкали этих железных чудищ? – недовольно продолжил Есенин прерванный диалог. - И как ему удалось развести наши доблестные коммунальные службы на такое?
- О, да! - Джек ухмыльнулся. – Ну, знаешь ли, против лома нет приема, а Жуков, к счастью для всех вокруг, в ЖЭКе не работает.
Тут Джек с любопытством посмотрел на Есенина.
- Кстати говоря! Нафига тебе самому-то понадобилось лезть? Мог бы Маршала попросить, – подмигнул Лондон.
- А вот не мог, - загадочно ответил Лирик.
- Поссорились что ли? – искренне удивился Джек.
- Наоборот! – Еська мечтательно заулыбался. – Но не могу же я подарить Жукову букет, который он сам же и нарвет!
- Ээээ… - Джек даже немного растерялся, представив себе эту картину. – Ты хочешь подарить цветы Жукову?
- Да, а что? – Еська агрессивно сжал в руке тяжелую кружку и яростно сверкнул глазищами. – Тебе что-то не нравится? Считаешь, Жукову цветы подарить нельзя?!
- Не-не-не! Что ты, успокойся, не нервничай… - Джек протестующе замахал руками и нацепил на физиономию самую обаятельную из своих улыбок, которую обычно приберегал для Налоговой. Психов, как известно, лучше не злить. – Наоборот, отлично придумал!
Есенин довольно кивнул, тряхнув светлыми кудрями.
- Вот именно! Только эти дурацкие заборы все испортили, не представляю, на что я буду похож, когда закончу. Да еще Драйзер… - быть застуканным разъяренным Хранителем на месте преступления очень не хотелось. – Но все равно, я ни за что не отступлюсь. У тебя пластырь, кстати, еще есть? – проявил Лирик чудеса предусмотрительности.
- У меня, как в Греции, все есть, - Джек с грустной усмешкой покосился на Лирика. Вот ведь, для кого-то – весна, любовь, романтика… А для него – каменное лицо, суровый взгляд стальных глаз и холодное требование соблюдать установленные правила проживания в многоквартирном доме №8. Как будто он мусор не выбрасывает или притон организовал! Когда Джек случайно узнал от знакомого риэлтора, что соседи Драйзера собираются разменять квартиру, он не пожалел сил и средств, но приобрел вожделенную жилплощадь в кратчайшие сроки. В непрестижном районе, на теневой стороне, и вообще второй этаж… Но в квартире напротив обитал Драйзер, и это делало скромные апартаменты желаннее виллы на Лазурном берегу.
Лондон, в попытках расположить к себе сурового соседа, даже честно старался вести себя образцово (ну, или хотя бы создать такое впечатление у Драя). А еще ходил к нему за солью и спичками поздно вечером, по утрам, одетый в одни тонкие пижамные штаны, пил кофе на балконе и провокационно заедал его бананом… Но результата это не давало. Драйзер продолжал быть с ним подчеркнуто холоден, а во взгляде Хранителя читалось: «Я вижу тебя насквозь и знаю обо всех твоих грехах, жалкий смертный, даже о тех, которые ты еще не совершил». И сейчас, глядя на Есенина и вспоминая этот инквизиторский взгляд, Джек мрачно решил, что пора оправдывать возложенные на него ожидания.
- А еще у меня есть способ разжиться букетом без излишнего травматизма! – глаза Джека шкодливо сверкнули. - Пластырь не понадобится!
- Здорово! Эээ… а сколько мне это будет стоить? - Есенин подозрительно покосился на Джека, который дружески приобнял его за плечи:
- Обижаешь! Я совершенно бескорыстен! Исключительно из уважения к твоим высоким чувствам, – Джек очаровательно улыбнулся и скрестил пальцы за спиной.
Есенин скептически посмотрел на Лондона. Тот ответил невинным взглядом. То, что у Джека есть тут какой-то свой интерес, было очевидно, но почему бы нет, если это поможет Лирику?
- Отлично! – Еська протянул ладошку, за которую его тут же схватили и утянули с кухни.
***
- Без излишнего травматизма, говоришь? – Есенин перегнулся через перила балкона и посмотрел на расположившуюся под ним сирень. Нет, в принципе, если перелезть через перила, дотянуться было вполне можно. Кому-то, у кого руки растут из правильного места и с координацией порядок. Есенин такого о себе сказать, увы, не мог.
- Да расслабься, - Джек перекинул ногу через перила. – Сейчас все организуем. Держась одной рукой за раму, он ловко сорвал ветку и вернулся в исходное положение, протянув ее Лирику.
- Эм, спасибо, Джек, - Лирик принял из рук Предпринимателя цветущую ветку. Потом встряхнул локонами и смущенно потребовал, - но только дальше я сам.
- Есенин, ты смерти моей хочешь? Если ты отсюда сверзишься, то Жуков потом сломает мне все, до чего дотянется, - занервничал Лондон, - а дотягивается он обычно везде.
- Джек, я тебе, правда, очень-очень-очень благодарен за помощь, но я должен сам! Понимаешь? – Еська проникновенно посмотрел на Джека огромными ясными глазами и хлопнул пару раз ресницами для закрепления эффекта. – Ну пожааалуйста! А ты меня если что подстрахуешь, чтоб я не упал.
Джек только рукой махнул, понимая, что спорить с влюбленными и сумасшедшими абсолютно бесполезно.
- Ладно, что с тобой сделаешь, - вздохнул Лондон. – Но вот за эту «самодеятельность» уже будешь должен.
Еська кивнул и радостно устремился за пределы балкона.
- Куда?! Погоди, хоть веревкой бельевой тебя обвяжу, чудо в перьях. И только попробуй мне свалиться, герой-любовник!
Спустя несколько минут Джек уже помогал счастливому по уши Есенину забраться обратно на балкон. К груди Лирик бережно прижимал огромный букет сирени.
- Ну что ж, теперь тебя можно развязать... – Джек уже предвкушал выражение лица Драйзера, когда тот поймет, что забор в борьбе с нарушителями общественного порядка оказался бесполезен и как он будет с невинным видом уверять Хранителя, что ничего не видел и не слышал. Вдруг уже почти отвязанный Есенин показал пальчиком куда-то за его спину и странным тоном произнес:
- Хьюстон, у нас проблема.
Джек почти не удивился, разглядев соляным столпом замершего на углу дома Драйзера. Есенин нервно помахал ему букетом. Хранитель от такой наглости отмер и двинулся к родному подъезду с неотвратимостью статуи Командора. Джеку даже показалось, что он слышит гул тяжелых каменных шагов.
Нарушители общественного порядка лихорадочно переглянулись.
- Через черный ход! – решительно воскликнул Джек, парочка сорвалась с места и с грохотом вылетела из кватриры. – Там, замок не запирается, вынешь из петель и ходу!
- А ты? Я тебя не брошу! – Еська отчаянно посмотрел на Джека.
- Спокойно, приятель. У меня все продумано. Жукову привет! – Джек как раз успел вытолкнуть Лирика в черный ход, как парадная дверь распахнулась, и разъяренный Драйзер, словно ледяным копьем, пронзил Лондона взглядом. Джек, в надежде спастись от праведного агрессорского гнева, изобразил на лице нахальную ухмылку:
- Кого я вижу! Драйзер! Что-то ты рано сегодня. Ну, ладно, мешать не буду, у меня самого еще дела-дела-дела…
Попытка просочиться мимо Хранителя безнадежно провалилась. Драйзер сгреб наглеца за грудки и приподнял над полом, с размаху впечатав в холодную серую стену. «Благими намерениями…» - в отчаянии успел подумать Джек. Сильное, тренированное тело испускало волны ярости, а от взгляда, достойного легендарного василиска, подкашивались ноги. У Джека мелькнула безумная мысль, что такой вариант Ада его вполне устроит.
- Ты! Что ты делал на балконе, бессовестный проходимец! С Есениным!!!
Джек сглотнул и нервно облизнул губы. «Надо же», - с ноткой зависти подумал Лондон, - «столько эмоций из-за какой-то сирени…»
- Слушай, Драй, я все объясню! Ну, ты же знаешь этих влюбленных, с головой они не дружат… ну что тебе, несколько веток жалко?
- Влюбленных… - хрипло произнес Драйзер и склонился еще ниже. Теперь Лондон смотрел ему прямо в глаза и видел в них… горечь?
- Ну да! – быстро-быстро заговорил Джек, чувствуя, что должен успеть все объяснить, пока Драйзер так непривычно открыт, пока извечная броня дала трещину. Все объяснить. – Представляешь, Есь решил Жукову букет нарвать, а у нас же теперь, благодаря тебе, везде заборы. Ну и как не помочь влюбленному… Вот. – Джек зачарованно наблюдал, как расширяются зрачки Драя, делая серые холодные глаза совершенно черными.
- Жукову?
- Ага, – Джек нервно облизнул губы и почувствовал, как они сами собой растягиваются в торжествующей улыбке, когда Драйзер ослабляет хватку у него на воротнике, но в то же время еще сильнее вжимает его в стену. Медленно, властно, неотвратимо. Именно так, как он всегда мечтал…
***
Есенин поставил обратно пивную бутылку, которой уже решил в случае крайней необходимости оглушить Драйзера. Еще раз посмотрел на жадно целующуюся парочку, и заговорщицки улыбаясь, тихо-тихо прикрыл за собой дверь, из-за которой все это время наблюдал за происходящим в подъезде.
URL комментариячитать дальшеБлагими намерениями вымощена дорога в Ад. И сейчас, прижатый к холодной стене, чувствуя, как железная хватка сдавливает горло, Джек клялся себе, что никогда, НИКОГДА больше он не будет заниматься благотворительностью. Ну, если выживет. А ведь как все мило начиналось…
***
Есенин бегом спустился по лестнице, распахнул двери и шагнул из подъезда прямо в свежее майское утро.
Спускаясь по улице вниз, Еська, запрокинув голову, любовался цветущей сиренью, предусмотрительно огороженной забором из железной сетки.
Время от времени он запускал руку в ячейки забора, ласково касаясь темно-зеленых, даже на вид прохладных листьев, каждый из которых по форме напоминал маленькое сердечко. Нежно любимые Есениным белые, розовые, лиловые соцветия своим ароматом всегда заставляли Лирика бездумно и мечтательно улыбаться. (Поспорить в этом деле с сиренью мог бы только Георгий Жуков, к которому Есь, собственно, и направлялся в этот ранний час.)
Раскинув руки, Еська даже крутанулся от избытка чувств на одной ножке, благо улица еще была пуста. Новые босоножки, такие красивые и совершенно невесомые, создавали восхитительную иллюзию собственной легкости. Казалось, что ноги вот-вот оторвутся от земли и можно будет подняться туда, к соблазнительно покачивающимся цветущим веткам.
Еське немедленно захотелось букет, но все кусты, как назло, были высоченные. Увы – летать он все-таки не умел, а до тех веток, до которых он мог бы дотянуться при своем скромном росте, уже кто-то дотянулся. Несколько раз подпрыгнув, Лирик с грустью был вынужден признать, что попытки его тщетны, и не видать ему букета как своих ушей. Если только Жуков, чей рост позволял снисходительно похлопать по плечу любого баскетболиста, не решит каким-то чудом ему этот самый букет подарить.
Образ сурового Маршала, держащего в руках огромный букет сирени, немедленно предстал перед мысленным взором Еськи во всем своем сокрушительном великолепии. Лирик даже зажмурился от восторга, так поразил его контраст исходящей от Маршала силы и нежной, хрупкой красоты цветов.
Не то чтобы дуал не дарил ему цветов. Дарил. Розы. Всегда гордые алые розы с острыми шипами, безумно красивые и безумно дорогие, словно не признавая существования других цветов.
Не то чтобы Есенин не любил розы. Он любил все цветы. А от Жукова в подарок он был бы счастлив получить даже кактус. Просто… ну, странно дарить розы, когда вокруг такая красота, и до безумия хочется поделиться ей с любимым человеком.
Есенин как-то попробовал завести разговор на тему многообразия мировой флоры. На что Жуков, старательно скрывая за суровостью тона недовольство собой (но попробуйте скрыть подобное от Есенина) и, представляя, что он сделает с флористом, уверявшим, что розы обожают все без исключения, мрачно выдал: «Тебе что, розы не нравятся?»
«Ахтунг!!!» - подумал Есь, и нежно взяв руку любимого в свои ладони, с восторгом поведал, как ему нравятся алые розы, особенно в сочетании с Маршалом. В голове Лирика очень кстати всплыла информация о том, что «в Древнем Риме роза служила символом храбрости. Римляне верили, что роза вселяет в сердца мужество, и потому вместо шлемов надевали на воинов венки из роз и на щитах выбивали изображение розы.» Все это он немедленно рассказал Жукову, сопроводив свою речь восхищенным взглядом. Завоеватель благосклонно кивал, восторг дуала и сравнение с воителями прошлого, покорившими полмира, явно пришлись ему по душе.
А Есенин, глядя на это, понимал, что с перепугу как обычно перегнул палку, и шанс развести любимого на букетик подснежников стремится к нулю, а перспектива очередной охапки роз – к бесконечности. Поэтому он быстренько прекратил дозволенные речи и прошептал: «Но только это ведь очень дорого, а в мире еще столько прекрасных цветов…», стараясь, чтобы голос звучал как можно более печально, и Маршал понял, как Еське неловко от таких дорогих подарков. Но Маршал, придя в самое хорошее настроение, только отмахнулся, довольно обнял своего Лирика и потребовал, чтобы тот не забивал себе голову всякой ерундой.
Есенин украдкой вздохнул, грустно поглядев в ту сторону, где неопрятного вида мужик торговал букетиками белых и синих первоцветов, а Достоевский со слезами на глазах шепотом объяснял Штирлицу, что купить цветы, занесенные в Красную Книгу - значит навсегда лишить будущие поколения возможности насладиться их красотой. Штирлицу было стыдно. Есю тоже. Потому что ему очень хотелось букетик подснежников, и чтобы он бережно держал его в ладонях, а Маршал уверенной походкой шел рядом, примеряя свой широкий шаг к легкой поступи дуала, и обнимал, насмешливо глядя сверху вниз.
Но хорошее настроение Жукова было дороже.
Есенин потряс головой, выныривая из нахлынувшего воспоминания. Однако укротить собственное буйное воображение было не столь легко. Образ любимого Маршала с букетом любимой сирени обосновался там прочно и позиций сдавать не собирался.
И если мысль о просто букете Есенин еще мог игнорировать, то в сочетании с Жуковым увы, нет.
«А вдруг, если я попрошу его нарвать мне сирени, он опять расстроится?» - размышлял Есенин, присев на лавочку у подъезда. «Конечно, всегда можно сказать, что я просто хочу эту сирень нарисовать, или съесть счастливый цветочек и загадать желание, или еще что-нибудь, но…» Но чего-то в этих идеях недоставало. Конечно, он же теперь хочет не просто сирень, а Жукова с сиренью! Чтобы бережно сжимал сильными, со сбитыми костяшками пальцами, нежные стебли, чтобы вдыхал аромат, чтобы шел по улицам, держа весеннее душистое чудо в руках, а прохожие оборачивались на непривычную картину. Чтобы букет напоминал Жукову о нем, Есенине, как алая роза с острыми, как стальные клинки, шипами, после памятного разговора напоминала Лирику о его Маршале.
Тут Еська хлопнул себя по лбу. Идея, пришедшая в белокурую голову, была проста и гениальна – он не станет ни на что намекать и ничего выдумывать. Он сам подарит Жукову букет! И как только он раньше не додумался?!
То, что о Жукове он вспомнил как раз в связи с невозможностью нарвать букет самостоятельно, его уже не волновало. Когда это Бетанцы пасовали перед трудностями?! Еська стукнул кулачком в раскрытую ладонь, решительно сдул упавшую на нос светлую прядку и преступил к воплощению гениальной идеи.
«Вот интересно, ему кто-нибудь раньше дарил цветы?» - размышлял Есенин, встав на скамейку и пытаясь с нее добраться до цветов, так поразивших его воображение. Как назло, они были расположены чуть ли не на уровне второго этажа, а идиотский забор не позволял пригнуть куст до приемлемой высоты. «Не на 23 февраля, а просто так? Здорово, если нет, я буду первый! То есть не здорово, а ужасно… когда никто не дарит цветов. Но я-то дурак…» - Есенину начало казаться, что сирень над ним издевается, уворачиваясь от загребущих лапок, как заколдованная. «А если кто-то все-таки дарил?!!» - охватившая душу ревность придала сил, Еська подпрыгнул и ловко ухватил особо привлекательную ветку. Вот только приземлиться столь же ловко у Лирика не получилось. К счастью, рухнул он не спиной на жесткий асфальт, а боком на небольшой участок, в который была вкопана лавочка. Встав и отряхнувшись, Еська поздравил себя с первой победой, приняв синяки как неизбежную плату за нее.
Однако выиграть битву – еще не значит выиграть войну, в смысле одна ветка – еще не букет.
Есенин бережно уложил добытое сокровище на край лавочки и только тут заметил, что в битве за букет умудрился получить, помимо пары синяков, еще и кровавую рану – локоть был содран.
Достав из кармана чистый платочек, Есенин приложил его к пострадавшему локтю и с укором посмотрел на сирень. Сирень в ответ на немой укор радостно заметила:
- Это тебе еще повезло, что Драйзер тебя не видел.
Есенин лихорадочно ощупал голову на предмет возможных повреждений. Кто бы что о нем не думал, но с кустами Лирик все же обычно не разговаривал.
- Он столько времени строил всех в ЖЭКе, чтобы они палисадники огородили, - продолжала меж тем сирень подозрительно знакомым голосом. Есенин присмотрелся и с облегчением разглядел в окне второго этажа Джека, с чашкой кофе в руке и обаятельной ухмылкой на физиономии. - И тебе, поверь, лучше не знать, что он делает со злостными нарушителями 13-го пункта «Правил благоустройства территории микрорайона».
-Джек! – обрадованно воскликнул Есенин. - Ты что тут делаешь?
- Живу я тут, - довольно сообщил Лондон. - Недавно вот переехал, и такое соседство... – Джек мечтательно улыбнулся. - Кофе хочешь?
- Хочу. Но пластырь хочу больше. – Есенин продемонстрировал собеседнику содранный локоть.
- Вползай, страдалец.
дальше***
Через некоторое время, смыв грязь и залепив ссадину пластырем, Еська угнездился на подоконнике с кружкой ароматного кофе. Ветка сирени была заботливо поставлена в бутылку из-под молока, которое Джек потреблял в немереных количествах. Сам Предприниматель с интересом поглядывал то на гостя, то на его трофей.
- Так значит, это благодаря Драйзеру теперь везде понатыкали этих железных чудищ? – недовольно продолжил Есенин прерванный диалог. - И как ему удалось развести наши доблестные коммунальные службы на такое?
- О, да! - Джек ухмыльнулся. – Ну, знаешь ли, против лома нет приема, а Жуков, к счастью для всех вокруг, в ЖЭКе не работает.
Тут Джек с любопытством посмотрел на Есенина.
- Кстати говоря! Нафига тебе самому-то понадобилось лезть? Мог бы Маршала попросить, – подмигнул Лондон.
- А вот не мог, - загадочно ответил Лирик.
- Поссорились что ли? – искренне удивился Джек.
- Наоборот! – Еська мечтательно заулыбался. – Но не могу же я подарить Жукову букет, который он сам же и нарвет!
- Ээээ… - Джек даже немного растерялся, представив себе эту картину. – Ты хочешь подарить цветы Жукову?
- Да, а что? – Еська агрессивно сжал в руке тяжелую кружку и яростно сверкнул глазищами. – Тебе что-то не нравится? Считаешь, Жукову цветы подарить нельзя?!
- Не-не-не! Что ты, успокойся, не нервничай… - Джек протестующе замахал руками и нацепил на физиономию самую обаятельную из своих улыбок, которую обычно приберегал для Налоговой. Психов, как известно, лучше не злить. – Наоборот, отлично придумал!
Есенин довольно кивнул, тряхнув светлыми кудрями.
- Вот именно! Только эти дурацкие заборы все испортили, не представляю, на что я буду похож, когда закончу. Да еще Драйзер… - быть застуканным разъяренным Хранителем на месте преступления очень не хотелось. – Но все равно, я ни за что не отступлюсь. У тебя пластырь, кстати, еще есть? – проявил Лирик чудеса предусмотрительности.
- У меня, как в Греции, все есть, - Джек с грустной усмешкой покосился на Лирика. Вот ведь, для кого-то – весна, любовь, романтика… А для него – каменное лицо, суровый взгляд стальных глаз и холодное требование соблюдать установленные правила проживания в многоквартирном доме №8. Как будто он мусор не выбрасывает или притон организовал! Когда Джек случайно узнал от знакомого риэлтора, что соседи Драйзера собираются разменять квартиру, он не пожалел сил и средств, но приобрел вожделенную жилплощадь в кратчайшие сроки. В непрестижном районе, на теневой стороне, и вообще второй этаж… Но в квартире напротив обитал Драйзер, и это делало скромные апартаменты желаннее виллы на Лазурном берегу.
Лондон, в попытках расположить к себе сурового соседа, даже честно старался вести себя образцово (ну, или хотя бы создать такое впечатление у Драя). А еще ходил к нему за солью и спичками поздно вечером, по утрам, одетый в одни тонкие пижамные штаны, пил кофе на балконе и провокационно заедал его бананом… Но результата это не давало. Драйзер продолжал быть с ним подчеркнуто холоден, а во взгляде Хранителя читалось: «Я вижу тебя насквозь и знаю обо всех твоих грехах, жалкий смертный, даже о тех, которые ты еще не совершил». И сейчас, глядя на Есенина и вспоминая этот инквизиторский взгляд, Джек мрачно решил, что пора оправдывать возложенные на него ожидания.
- А еще у меня есть способ разжиться букетом без излишнего травматизма! – глаза Джека шкодливо сверкнули. - Пластырь не понадобится!
- Здорово! Эээ… а сколько мне это будет стоить? - Есенин подозрительно покосился на Джека, который дружески приобнял его за плечи:
- Обижаешь! Я совершенно бескорыстен! Исключительно из уважения к твоим высоким чувствам, – Джек очаровательно улыбнулся и скрестил пальцы за спиной.
Есенин скептически посмотрел на Лондона. Тот ответил невинным взглядом. То, что у Джека есть тут какой-то свой интерес, было очевидно, но почему бы нет, если это поможет Лирику?
- Отлично! – Еська протянул ладошку, за которую его тут же схватили и утянули с кухни.
***
- Без излишнего травматизма, говоришь? – Есенин перегнулся через перила балкона и посмотрел на расположившуюся под ним сирень. Нет, в принципе, если перелезть через перила, дотянуться было вполне можно. Кому-то, у кого руки растут из правильного места и с координацией порядок. Есенин такого о себе сказать, увы, не мог.
- Да расслабься, - Джек перекинул ногу через перила. – Сейчас все организуем. Держась одной рукой за раму, он ловко сорвал ветку и вернулся в исходное положение, протянув ее Лирику.
- Эм, спасибо, Джек, - Лирик принял из рук Предпринимателя цветущую ветку. Потом встряхнул локонами и смущенно потребовал, - но только дальше я сам.
- Есенин, ты смерти моей хочешь? Если ты отсюда сверзишься, то Жуков потом сломает мне все, до чего дотянется, - занервничал Лондон, - а дотягивается он обычно везде.
- Джек, я тебе, правда, очень-очень-очень благодарен за помощь, но я должен сам! Понимаешь? – Еська проникновенно посмотрел на Джека огромными ясными глазами и хлопнул пару раз ресницами для закрепления эффекта. – Ну пожааалуйста! А ты меня если что подстрахуешь, чтоб я не упал.
Джек только рукой махнул, понимая, что спорить с влюбленными и сумасшедшими абсолютно бесполезно.
- Ладно, что с тобой сделаешь, - вздохнул Лондон. – Но вот за эту «самодеятельность» уже будешь должен.
Еська кивнул и радостно устремился за пределы балкона.
- Куда?! Погоди, хоть веревкой бельевой тебя обвяжу, чудо в перьях. И только попробуй мне свалиться, герой-любовник!
Спустя несколько минут Джек уже помогал счастливому по уши Есенину забраться обратно на балкон. К груди Лирик бережно прижимал огромный букет сирени.
- Ну что ж, теперь тебя можно развязать... – Джек уже предвкушал выражение лица Драйзера, когда тот поймет, что забор в борьбе с нарушителями общественного порядка оказался бесполезен и как он будет с невинным видом уверять Хранителя, что ничего не видел и не слышал. Вдруг уже почти отвязанный Есенин показал пальчиком куда-то за его спину и странным тоном произнес:
- Хьюстон, у нас проблема.
Джек почти не удивился, разглядев соляным столпом замершего на углу дома Драйзера. Есенин нервно помахал ему букетом. Хранитель от такой наглости отмер и двинулся к родному подъезду с неотвратимостью статуи Командора. Джеку даже показалось, что он слышит гул тяжелых каменных шагов.
Нарушители общественного порядка лихорадочно переглянулись.
- Через черный ход! – решительно воскликнул Джек, парочка сорвалась с места и с грохотом вылетела из кватриры. – Там, замок не запирается, вынешь из петель и ходу!
- А ты? Я тебя не брошу! – Еська отчаянно посмотрел на Джека.
- Спокойно, приятель. У меня все продумано. Жукову привет! – Джек как раз успел вытолкнуть Лирика в черный ход, как парадная дверь распахнулась, и разъяренный Драйзер, словно ледяным копьем, пронзил Лондона взглядом. Джек, в надежде спастись от праведного агрессорского гнева, изобразил на лице нахальную ухмылку:
- Кого я вижу! Драйзер! Что-то ты рано сегодня. Ну, ладно, мешать не буду, у меня самого еще дела-дела-дела…
Попытка просочиться мимо Хранителя безнадежно провалилась. Драйзер сгреб наглеца за грудки и приподнял над полом, с размаху впечатав в холодную серую стену. «Благими намерениями…» - в отчаянии успел подумать Джек. Сильное, тренированное тело испускало волны ярости, а от взгляда, достойного легендарного василиска, подкашивались ноги. У Джека мелькнула безумная мысль, что такой вариант Ада его вполне устроит.
- Ты! Что ты делал на балконе, бессовестный проходимец! С Есениным!!!
Джек сглотнул и нервно облизнул губы. «Надо же», - с ноткой зависти подумал Лондон, - «столько эмоций из-за какой-то сирени…»
- Слушай, Драй, я все объясню! Ну, ты же знаешь этих влюбленных, с головой они не дружат… ну что тебе, несколько веток жалко?
- Влюбленных… - хрипло произнес Драйзер и склонился еще ниже. Теперь Лондон смотрел ему прямо в глаза и видел в них… горечь?
- Ну да! – быстро-быстро заговорил Джек, чувствуя, что должен успеть все объяснить, пока Драйзер так непривычно открыт, пока извечная броня дала трещину. Все объяснить. – Представляешь, Есь решил Жукову букет нарвать, а у нас же теперь, благодаря тебе, везде заборы. Ну и как не помочь влюбленному… Вот. – Джек зачарованно наблюдал, как расширяются зрачки Драя, делая серые холодные глаза совершенно черными.
- Жукову?
- Ага, – Джек нервно облизнул губы и почувствовал, как они сами собой растягиваются в торжествующей улыбке, когда Драйзер ослабляет хватку у него на воротнике, но в то же время еще сильнее вжимает его в стену. Медленно, властно, неотвратимо. Именно так, как он всегда мечтал…
***
Есенин поставил обратно пивную бутылку, которой уже решил в случае крайней необходимости оглушить Драйзера. Еще раз посмотрел на жадно целующуюся парочку, и заговорщицки улыбаясь, тихо-тихо прикрыл за собой дверь, из-за которой все это время наблюдал за происходящим в подъезде.