Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
XXX: А ведь правда: если весь костюм Золушки в 12:00 превратился в лохмотья, почему ТУФЕЛЬКА ОСТАЛАСЬ? YYY: Не надета была. YYY: Это такой намёк от феи, что золушка до 12 уже должна была раздеться.
и прелестноеemi: Обнять бы твоё тёпленькое жирненькое тельце. emi: И слюнообмен совершить. danyonok: Я тоже соскучился, солнышко
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
Гамы! И да не даст вам бог перепутать Драя с Максом. Подруга Гамлетесса весь день трещала о строгом взгляде, уверенном голосе, скакала за ним по пятам, да не просто так, а с сюрпризами. Довиктимилась в итоге! Драй не Макс. И, увы, просьбу "накажи меня полностью" вышедший из себя хранитель понял прямо. В итоге наша актриса полдня проторчала в лифте с привязанными к поручням руками и табличкой на шее с вышеупомянутой просьбой. Не шутите с Драями ТТ.ТТ Чревато! Ольга Тимофеева
• Три вещи, которые мне непонятны: как можно не пользоваться своим мозгом (он входит в комплектацию!), откуда берется пыль (и, главное, зачем она это делает), когда я, наконец, повзрослею? • Три вещи, которые меня пугают: невозможность помочь близким, физическая боль, которую я не контролирую, невозможность увидеть все на свете, а также потрогать, попробовать и понюхать)) • Три вещи, которым мне бы хотелось научиться: ждать, готовить бигус, вовремя останавливаться • Три вещи, которые на мне сейчас надеты: джинсы, рубашка, биг бен на шее)) • Три вещи, которые лежат на моём столе: чашка с чаем, сумка, какие-то счета • Три плюса моего характера: умение прощать, создание комфортной обстановки, огромный ресурс самовосстановления)) • Три минуса моего характера: требовательность, навязчивость, свое веское мнение по любому поводу и без повода)) • Три места, куда я хочу попасть: Париж, Токио, всевозможные кладбища (с правом покинуть территорию))) • Три вещи, которые я делаю чаще всего: готовлю, мечтаю, сижу в интернете (ужасно, надо завязывать)) • Три имени, которые я использую: Каргуша, Девятый, миссис Рабастан.
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
Из комментов: Любопытная мысль, что от меланхолии Драев спасают Габены (и их дуалы, но это для меня не особо знакомые зверьки). И ведь даже не возразишь))) Люблю я Габенов)))
Большинство Драйских тараканов связаны с тем, что он считает себя должным быть совершенным. Из-за этого он постоянно в напряжении, это причина расстройств, впадений в пессимистичное, депрессивное состояние, если что-то не получилось, кто-то оказался лучше (по его, Драйскому мнению). Он свято уверен, что если когда-то, хоть на миг, покажет слабость, партнер от него отвернется.
Пара фактов о Драйзере:
1. Этот человек очень хорошо разбирается в человеческих чувствах и взаимоотношениях и ориентирован больше на них, нежели на законы, порядок и правила. 2. Какое он занимает место на социальной лестнице - для него не важно. Лишь бы на этом месте он чувствовал бы себя достаточно комфортно и уютно. 3. Уступчив. Всегда готов поделиться собственными ресурсами и силами с человеком, заявляющим о своей потребности. Всегда готов «войти в положение» просящего. 4. Быстро входит в любой процесс деятельности и так же быстро из него выходит. Для него характерно подводить черту под каждым этапом выполняемого дела 5. Это решительный человек, склонный быстро и не задумываясь применяет силу, если того потребуют обстоятельства. 6. Серьёзный. Для него не характерно совмещать серьёзную деятельность с шутками и смехом. 7. В общении всегда чуток к собеседнику и аудитории. Обычно делится информацией в манере диалога с собеседниками. В общем, мы довольно сложные и мрачные создания, которых иногда надо вытаскивать из меланхолии, потому что сами мы не умеем. Умеем, конечно. Но за счет такого количества ресурсов, что направь их вовне можно было бы спасти пару планеток((
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
1) Один Драйзер заменяет собой всю полицию, церковь и социальные службы мелкого городка. 2) Драйзеры существуют ради служения людям. 3) Служение людям в Драйзеровском понимании: «Как Наставить Всех На Путь Истинный Огнем и Мечом». 4) Методов только два, потому что фантазия у Драя бедная и неразвитая. 5) А удивляться они вообще не способны. 6) Любят поджигать гламурные ночные клубы, чтобы полюбоваться языками пламени. 7) В неудачах Драйзера виноваты окружающие. 8) Драйзеры и дуализация: любят в своем доме животных (с) 9) Если (но как?) влюбляются, то до невроза, зацикленности и сталкерства. 10) Каждое знакомство Драйзеров связано с тяжелым эмоциональным разочарованием в человечестве. 11) Не покупается и не продается на любые хорошие чувства. Только на плохие. 12) Прекрасное чувство расстояния: считает, что ближние очень намного ближе чужих и дальних. (с) 13) У Драйзера есть черный блокнот, куда записаны все виноватые, неправые и неверные, и однажды для них настанет судный день. То есть чтение морали…с последующим отрубанием головы. Во избежание.
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
Очередная соционическая мысль. Себе для подумать. читать дальшеВикимо-агрессорская пара является взаимодополняющей системой. Агрессор не является универсальной и самодостаточной единицей. Ему необходима (мы все еще говорим об интровертных агрессорах) эмоциональная поддержка и помощь в управлении своими эмоциями - так же, как виктиму нужна помощь в управлении физическим миром. При этом обычно агрессор, не обладающий особенными знаниями психологии, никогда не распознает, что виктим может им управлять. Но на самом деле ему это необходимо, потому что так же, как виктим с большим трудом справляется с миром материальным, так же агрессор крайне слабо управляет своими эмоциями. Собственно, единственный доступный ему способ ими управлять - и то, что агрессором обычно и считается "управлением эмоциями" - это их тотальное подавление. Весьма деструктивный метод. И для того, чтобы этим методом не уничтожить себя, нужен виктим, который умеет, нажимая на нужные кнопки, перенаправлять и распределять эмоциональные потоки, открывать новые грани эмоциональной жизни. Без этого агрессор рискует превратиться в бездушный функционал. (с)
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
нервы-нервы-нервы когда пространство между мной и моим Мастером складывается, уничтожается, нивелируется... я все больше хочу захлопнуть дверь Тардис и изобрести, наконец, для нее замок. но вместо этого я оставляю щель и заставляю себя отвернуться. с ноги или поцеловать?
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
Не про реальность, просто про меня))
Пишет Гость:
23.03.2012 в 19:08
2116
читать дальшеЛожь – это заведомая слабость человека. Ложь – невозможность идти прямым путем. Она может быть изысканной, как мед поэзии, может быть убогой, как оправдание, но, в отличие от правды, ее можно разрушить, разнести, обратить в пыль. Каждый вечер Драйзер занимается этим увлекательным делом. Каждый вечер Джек врет. О чем может врать человек, у которого никогда не ни что нет времени? Прежде всего, о том, что он нигде не успевает. Но если задать хронометраж каждому поступку, действию Лондона, в его глазах отображается паника. А Теодор испытывает странную смесь разочарования, досады и удовлетворения от собственной правды. - У тебя было, как минимум, полчаса, прежде чем ты, наконец, соизволил покинут офис. Неужели лифт едет со скоростью телеги в Средневековье? Или там временная, а заодно, и пространственная дыра? – в словах Хранителя нет ни презрения, ни обвинения. Даже удивления. Это формальность, констатация факта, чтобы Джек не забывался. Чтобы Джек не расслаблялся. - Слушай, прекрати это, а! – он с раздражением отворачивается, не способный выносить холодный, пронзительный взгляд Драйзера, - Я же не слежу за тобой! Я не лезу в каждую минуту! Это чертовски неприятно! - Тогда я прошу прощения, - показательно смиренно соглашается с дуалом Хранитель. Насмешка назревает на его губах. Теодор смеется сам над собой, прекрасно понимая, насколько бесполезно его терпение, насколько обширна ложь Джека. Ложь, за которую предприниматель готов растерзать всякого, кто попытается эту ложь нарушить. Для Теодора это – акт неподчинения, попытка уклониться от контроля, избежать последствий при ошибке. И Джек будет наказан. Лондон лжет еще и потому, что не верит в равновестность мира. Ему кажется, что если что-то сцапать, урвать, взять с одного края, то при хорошей мине никто ничего не заметит. Это работало в бизнесе, ведь можно же обделять налоговую или собственных рабочих, но не работало в жизни. Когда обманутые люди отчего-то переставали его знать, а сальные шуточки встречались молчанием на каком-нибудь сугубо мужском банкете, Джек вспоминал, что он так же должен всем, как и все должны ему. Принцип «око за око», «каждому по способностям» и «каждому воздастся» как-то всплывал, и некоторое время логик становился хорошим. При Драйзере ситуации даже стали выравниваться, потому что Драйзер постоянно напоминал Джеку об этом. Драйзер никогда не пытался убеждать словами, читать мораль, осуждать или устраивать скандалы – все это было бесполезно, поэтому он только начинал «воздавать» Лондону. И Предприниматель, ранее дуревший от собственной лживости, сначала испытывал дискомфорт, не зная, где дуал, с кем и зачем, а потом и самую настоящую панику. Нет, он верил в непогрешимость Хранителя, но сам факт того, что этот замкнутый и холодный человек мог думать не о Джеке, ошиваться с людьми, о которых не знает Джек, да и вообще, тратить свое время на что-то, кроме Джека… Это было не ревностью, это было самым настоящим страхом, что такой надежный партнер бросит его на произвол судьбы. А слишком многие Джека бросали. «Воздавать» - не значит лгать, это молчать об истине, о происходящем, в то время как Предприниматель прятал происходящее под словами. В их с Драем квартире всегда было немного прохладно, возможно, от кристальной чистоты, возможно от того, что здесь жили слишком занятые люди. Если же Теодор был не в настроении, что означало существующую проблему, которую, пока не решить, ничем не затмить, никак не отодвинуть, то температура падала еще ниже, так что Джек ежился по утрам, выползая из постели. Он не находил рядом дуала, а вечером засыпал в одиночестве, порой вздрагивая, когда холод забирался под одеяло. Неизвестность и холод - два персональных кошмара, которые периодически устраивал Драйзер в ответ на цветистые сказания, похожие чем-то на дешевый, но очень пестрый ситец. Чуть дернешь за край – и вот полотно рвется. Лондон ненавидел зависеть от какого-то фактора, он всегда располагал несколькими альтернативами. И он пытался найти альтернативу Драйзеру среди мужчин и женщин. У женщин, кстати, получалось иногда лучше, но все равно чего-то отчаянно не хватало. Терпеливый и расчетливый, умеющий рисковать, Предприниматель, однако, злился и мучился, не способный понять, отчего уже чисто физически он чувствует постоянный дискомфорт. И эта неудовлетворенность росла, требуя сейчас же обратить на себя внимание. Порой Джек даже не мог работать, старясь бесконечно расслабляться, отдыхая в клубах или в чужих постелях. Но это было иллюзией отдыха, еще одной тратой сил, в сущности, отчего Лондон еще больше изматывался. Поэтому Джек еще больше злился, еще больше врал, отчаянно, неумело, но Драйзер стоял на своем. И однажды бунт был подавлен.
В тот день Лондон с самого утра ходил с зудящей головной болью. У него не ладилось что-то с бумагами, эта его новая секретарша, которая сама же и соблазнила Джека, оказалась стервой, способной на шантаж, так что теперь волей-неволей придется копаться в разных мерзостях и тратить солидную сумму на адвоката. Тогда Предприниматель позвонил своему благоверному, который, очевидно, был слишком чем-то увлечен, либо был просто не в настроении. Обменявшись сухими приветствиями и дежурными «как дела», оба замолчали на какое-то время. Джек не выдержал – внутренний дискомфорт, нелогичный, жесткий, изматывающий, довел его до предела: - Может, уже встретимся как-нибудь? – почти раздраженно предложил он, думая, что готов выбросить органайзер вместе с телефоном в окно, попроси его только об этом Хранитель. - Я занят. Извини, - холодно и безапелляционно отказался дуал, и Лондону показалось, что ему наступили на горло. - Да что я сделал? Что за истерики?! – сорвался он, когда Драйзер замолчал, - Если что-то не так, ты скажи! Что за показуха? – Отношения не выясняют по телефону. И я занят, повторяю, - издевательски-спокойный тон Теодора мог взбесить кого угодно. А еще он отключил телефон, так что никто при всем желании не смог бы до него достучаться. - Мрразь… - от души выругался Лондон, замахнулся телефоном, но так и не бросил. Он вдруг показался себе смешным и глупым, со всеми своими чувствами и жестами. К пустоте добавилось чувство вины, иррациональное, необъяснимое, как будто бы Лондон просто что-то забыл. - Как дурак, зачем… Дурак-дурак-дурак, - бормотал он, машинально оглядывая стены офиса, осточертевшего за эти несколько лет. Он что-то искал, пытался выцепить среди полок с папками, безделушек и пыльных бумаг. Вдруг рамка фотографии, тщательно задвинутая за грамоты и книги, блеснула тусклым, металлическим боком. Джек бездумно, точно сорока, пошел на этот блеск. С трудом, царапая стекло, удалось вытащить фото. Он и Драйзер зачем-то стояли на фоне какого-то недонебоскреба, горячего от предзакатного солнца. Он, расхлябанный, свободный, чуть моложе и беспечнее, по-хозяйски обхватил плечо Теодора, приобнимая. Хранитель был точно каменный, с идеальной осанкой, гордо поднятой головой и холодными, пустыми глазами. Было заметно, как он сторонится горячей натуры Джека, стараясь не обжигаться о его мнимое радушие. Память настойчиво подсовывала странные, полусмешные, полутрагичные факты: фото было сделано постфактум их близости, случайной, возможно даже болезненной для Драйзера. Джек, собственно, нашел его вконец разбитым человеком, потерявшим всех, кого он только мог любить и защищать. Ситуация показалась Лондону забавной, а скрытая мощь человека, способного пережить многое и не сломаться, затягивала, увлекала. Покинутый всеми, Теодор не особо сопротивлялся настойчивому вниманию Джека. А дальше все было делом техники: ослабленный Теодор, так нуждавшийся в ком-то, чтобы вновь обрести смысл жизни, подпустил его к себе. Постепенно и сам Джек втянулся. Предпринимателя задел странный, практически ощутимый контраст отношений: то Драйзер боялся даже случайно навредить ему, окружая заботой, ненавязчивой и робкой, то начинал воспитывать, так что Лондон мог только восхищенно присвистнуть, добавив что-то в духе «вот это отодрал». Все эти соображения с молниеносной скоростью крутились в голове логика, пока он вертел рамку в руках. Он вспоминал приступы агрессии Хранителя, ласковые поцелуи и мрачные отповеди в три слова, когда Джек приходил не совсем трезвым, да и много…чего. Память бережно сохранила и нервическую дрожь Теодора, испуганный, короткий взгляд, несовместимый с жесткими перехватами, с неприятным насилием, когда Лондона тянуло истерично рассмеяться. Эта сдвинутая перегородка, которая мешает при всяком насморке – результат целого маневра, когда Джек пытался поцеловать Драйзера. Мелкий шрам на виске, когда он ударился о какую-то железную хрень в автобусе, тем самым залив себя кровью, - еще одно воспоминание. Пошатываясь и смеясь, он пытался поймать руки Хранителя, отодвинуть вафельное полотенце, а потом самозабвенно целовался с Теодором, пачкая окровавленными пальцами белую рубашку и светлые волосы этика. Воспоминания согревали, сосредоточенная злость, выстроенная на обиде, отступала. Джек отходил, прощал, забывал. Он спрятал рамку в портфель, выключил телефон и открыл настежь окна, позволяя холодному ветру продувать пыльную тишину кабинета.
*** Холодный сумрак согревали горячие мысли. Джек улыбался сам себе, рассеянный и беспечный. У него впервые появилось время, так что Лондон мог с наслаждением, жадно впитывать ощущения от простого пребывания в пространстве и времени. Он чувствовал, что жив, что внутри него есть жажда и есть радость, и что он сломит сопротивление Драйзера, уладить все не словами, а делом. Раз и навсегда. Хранитель пришел мрачным, он с раздражением бросил ключи на стол, не сразу разулся, что позволял себе редко. Стряхивая снег с волос и ворота куртки, он, казалось, был готов одним движением порвать хлипкую ткань. Теодор ничего не замечал, невольно открыв свои настоящие эмоции, отпустив на мгновение себя. Наткнувшись взглядом на сидящего Джека, который с непередаваемым терпением и какой-то хитринкой в зеленых глазах разглядывал резкости дуала, Драйзер осекся, как будто был уличен в чем-то преступном. - Беда у тебя с настроем, - с мнимым сочувствием, готовым перейти на смех, заговорил Джек, вырывая инициативу у Теодора. Главное, не дать опомниться, а дальше – как пойдет. И Лондон, встав, бодро промаршировал до Драйзера, шутливо отдал честь и принялся расстегивать ему куртку. Замерзший, застывший в своих эмоциях Теодор даже не стал возражать, только стал подозрительно приглядываться к дуалу. - Работа? Люди? Кто сегодня виноват? – с ласковой иронией взялся за допрос Лондон, стараясь на ощупь снять не только куртку, но и все остальное, при этом он боялся прервать зрительный контакт, который удалось установить в момент, когда Хранитель принялся изучать его на ложь. - Не важно. У тебя что случилось? – тон Предпринимателя не понравился Теодору, он принялся строить стены, перехватывая ладони Лондона, стараясь не чувствовать его дыхания, дрожи и незаметных, едва понятных сигналов – тело: мимика и жесты - сильно предавало Джека, рассказывая о его желаниях и его истинных чувствах. - Все ерунда, все бред, забудь и не думай. Все вообще не то… Послушай, я где-то, может быть, не прав, я все хотел сказать… - на глазах Джек терял контроль над собой, одуревший от близости Драйзера, от предвкушения, от острого желания успокоиться. Логика тогда катилась к чертям, а без нее Лондон жил на автопилоте, подчиняясь только биологическим ритмам, только интуитивно, как будто нашаривая желаемое. Джек презирал себя в такие моменты, он был слишком беззащитен, слишком открыт, отчего ему не раз плевали в душу. Но Драйзер не мог тогда его предать, оставить, поскольку видел слабость, видел и ясность, которую всегда заглушали трезвый расчет, извращенные комбинации ума. Хранитель снял барьеры, позволяя своему Джеку, рвавшему дистанцию с самого порога, с самого их знакомства, прикоснуться к нему. -Я соскучился же, черт… - выдохнул Джек у самого уха, обжигая скулу и шею, крепко обнимая Хранителя. - Тоже. Я – тоже, - еле слышно отозвался тот. - Так чего же ждем? – нервно-весело поинтересовался Джек, - Времени у нас, конечно, много, но мы еще много потеряли, согласись, – Драйзер ничего не успел возразить, как с него уже стянули свитер, расстегнули часть пуговиц на рубашки и принялись за ремень. - Подожди, - вяло отозвался Хранитель, обескураженный столь молниеносным переходом от лирики к практике. - Ну нет, я итак долго ждал, - хищная ухмылка сверкнула где-то у самых глаз, а потом все возражения утонули в поцелуях. - Это моя фраза…да что ж ты делаешь? – взвился Драйзер, пытаясь подвинуть хотя бы локтем настырного Лондона, готового тут же искусать его, похрустеть костями своего агрессора, разбудив тем самым все хищное, что прячется под святой оболочкой Теодора. Охотничий азарт, возросший из любви идти наперекор своему возлюбленному, толкал Джека на безумства, на попытки «свергнуть» своего диктатора, подчинить хотя бы на 15 минут. - Джек, я устал, в конце концов! – но никакие контраргументы уже не срабатывали. - Так просто расслабься. Сегодня я все сделаю сам, - нагло заявил Лондон, расправившись с ремнем Хранителя. Холодная кожа живота покрылась мурашками, как только теплые пальцы прошлись по розовым следам от жесткой ткани, очерчивая выпирающую кость бедра, спускаясь ниже. - Попробуй тут, расслабься, - проворчал Теодор, наслаждаясь прикосновением, - Давай хоть не в коридоре. - Нет, - невнятно буркнул Лондон где-то у его шеи, - И я тоже кое-чему выучился. Драйзер вздрогнул, сжимая зубы и мышцы, чтобы не поддаться ласке. - Знать не хочу, где ты этого понабрался.
*** Полусонные, Лондон и Драйзер лежали, соприкоснувшись бедром и плечом, так что тепло мерно перетекало от одного к другому. Они не шевелились: Теодор слишком устал, а Джек был слишком расслаблен. Впервые за несколько месяцев комната казалась обжитой: брюки Предпринимателя грудой покоились у самой кровати, а носки, черные и белые, разных размеров, следами уходили в коридор. - И хватит мне лгать. Я же не дурак, - как будто очнувшись, «продолжил» разговор Драйзер. Лондон уже привык, что дуал всячески ломает всякую логику, путая высказанное с невысказанным. Джек улыбнулся потолку. В чем-то он лгать все равно не мог.
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
T17-10 Джек/Драйзер. Мёрзнущий Драй. Какое четкое попадание Драя, до фраз и интонаций
Пишет Гость:
28.09.2012 в 23:40
варнинг: ДжекоДраи. придуманное имя у Драйзера.
728.
читать дальшеЕго руки пахнут лёгким морозцем, холодные и слегка синеватые. Он сидит тут уже почти второй час, меж сугробов на некрытом балконе. Звёзды сегодня особенно далеко, бледные и почти невидимые – они спрятались за полупрозрачными тучами, мешающими их разглядеть. Звёзды сегодня на редкость колючие и холодные, как хрустящий снег под замёрзшими руками. А ведь на дворе всего лишь ноябрь. Ему захотелось заснуть в этих сугробах, раствориться, отдать себя. Одиночество скребло по душе колючим снегом, снежинки разбивались о холодную осеннюю землю, а за дверью было тепло. Там горел свет, и жужжала микроволновая печь, разогревая вчерашнюю еду. Там был абсолютно другой мир, сотканный из нагретого пола, вишневого дерева и уютной кухни. В этом мире в соседней комнате сидел молодой человек, устало склонив голову набок, и писал что-то на тетрадных листах, нестарательно и неразборчиво. Молодой человек, у вас помимо работы есть ли что-то еще, на что можно было бы обратить внимание, холодными губами спрашивал он. Конечно, у него было нечто важнее, чем работа. Просто иногда это забывается, выветривается из сознания и становится абсолютно ненужным. Завтра нужно отдать отчёт. - Крис? – скрип снега отдаётся в груди. Его имя звучит слишком аккуратно и неуверенно. Испуганный Джек смотрит в затылок, ожидая хоть какой-то реакции. - Быстро. В комнату, - говорит он уже более уверенным тоном. Берет его за руку и тянет, как маленький ребенок. - Очки сними, - качает головой Крис, переступая через порог балкона, становится ногами на пластиковую поверхность, снимая с ног тапки. - Больной? – спрашивает Джек, плотно закрыв балконную дверь.
***
- Пей. Да, есть еще другой мир – с ароматом малинового варенья и красивым ажурным торшером, от которого исходит тёплый домашний свет. Есть раздражение от мнимой безысходности, выход к которой он сам не может найти. Его начинает трясти от чувства потери контроля. Это похоже на ком в горле, парализующий шершавый ком, разрывающийся изнутри. Потеря чего-то очень важного, любви, времени, тех самых разбитых коричневых кружек глубоких для чая. Есть обеспокоенные глаза, которые очень редко улыбаются, похожие на его собственные, но абсолютно другие. Есть неуклюжие движения, неуклюжие руки, которые в чашку из-под кофе наливают кипяток, размешивая его с малиновым вареньем. - Все остальные – в раковине, - оправдывается Джек, - что за романтика средь ночи? - Вовсе не романтично, - возражает Крис. Он чувствует тепло, разливающееся по щекам, и почти не чувствует пальцев. - Это был способ, чтобы обратить на себя внимание? – осведомился Джек, ставя перед Крисом кофейную чашечку. – Пей. - Отнюдь. Это всё приступы одиночества, - отрешенно чеканит Крис, наблюдая за суетой Джека, который носится на кухне, то зарывая банку с варением, то занимаясь расстановкой чистой посуды из посудомоечной машины, - бывает. Не бери в голову. - Вот как. И эти приступы одиночества говорят тебе идти сидеть на сугробах? У них отличное чувство юмора, - Джек внимательно смотрит на Криса, не отводя глаз. Крис хмурится, отпивает чаю, держа в дрожащих руках чашку. - Не стоит, со мной всё в порядке. У тебя много работы. - Я на сегодня закончил, - говорит Джек, - приготовлю тебе ванну. - Не стоит. Мне ничего не нужно. Сегодня я буду спать один. - Я тебя одного не оставлю. Холодно, ты можешь заболеть. - Тебе не всё ли равно? – спокойно спрашивает Крис. Ощущение, будто тебе зашили рот, но существует необходимость что-то сказать, поэтому приходится чувствовать рваную тупую боль. Джек с треском захлопывает шкаф с посудой. Облокотившись руками о бортики раковины, он медленно считает до пяти, а потом молча подходит к Крису. - Прости, - говорит он. Ладонь аккуратно ложится на плечо, после чего, не раздумывая, Крис ее скидывает. - Не трогай меня. Я спать. Джек теперь уже с силой нажимает на плечи двумя руками и осторожно касается губами макушки, потом наклоняется к самому уху Криса, обдавая его щеку теплом. Тепло?
Скоро начнёт светать. Звёзды растворятся под небесным куполом, не оставив после себя абсолютно ничего что бы могло о них напомнить. Крис заканчивает причудливый рисунок на окне, обдавая гладкую поверхность горячим дыханием снова и снова. На скомканной простыне лежит Джек, обнимая подушку как живого человека. За окнами колючие сугробы, утренняя свежесть, шелест проснувшихся машин. За окнами бродит одиночество, хватая руками последние гаснущие звезды, встречая рассвет новым днём. Он снова и снова хватается за моменты, пытаясь как-то их растянуть и ощутить в полной мере. Кровоточащая душа простит покоя. Покоя не существует. Существует некрытый балкон, холодное стекло окна, сугробы, который появились на удивление слишком рано, отчего-то горький привкус малинового варения и похожие, но всё же абсолютно другие глаза с тёплыми искрами задора и понимания.
Жизнь - это не о том, что все мы умрем. Я думаю, что жизнь - это о любви и про не бояться.(с)
Выхожу из Тардис в ночь. Какую-то ночь на какой-то планете. Главное - светят звезды и темнота сводит на нет новый приступ агорафобии. Хотя у меня нет агорафобии... А было бы забавно. Прислоняюсь к косяку синей деревянной двери, прикрываю глаза и улыбаюсь. - Мир все-таки вертится. Несмотря ни на что. Даже несмотря на то. Он все-таки вертится. Он прекрасен. Стискиваю зубы. Улыбаюсь, не открывая глаз. Так лучше видно.